Какая ж тут причина
И где же корень зла,
Сама Екатерина
Постигнуть не могла.
"Madame, при вас на диво
Порядок расцветёт, —
Писали ей учтиво
Вольтер и Дидерот, —
Лишь надобно народу,
Которому вы мать,
Скорее дать свободу,
Скорей свободу дать".
"Messieurs, — им возразила
Она, — vous me comblez", —
И тотчас прикрепила
Украинцев к земле.
А.К. Толстой, "История государства российского от Гостомысла..."
Размер, разумеется, имеет значение... Со времён переписки французских энциклопедистов с их спонсором — государыней императрицей Екатериной Алексеевной — главным доводом в пользу автократичности российской власти в общении с иностранцами были размеры российской державы. В то время как главным внутренним аргументом были ссылки на врагов. Но, сами согласитесь, нельзя же было смущать милейших, хоть и очень склочных и вредных по натуре, философов так благодарных просвещенной (не то что это сапог Людовик) повелительнице Северной Пальмиры за россыпи золотых монет и волчьи шубы рассказами о подготовке войны с их отечеством!
Довод о том, что от демократии в России один вред — совсем недавний, ему только ещё исполнится 24 года в середине декабря. Нет, конечно, и аккуратно сто лет назад очень похоже высказывались "быховские узники", но за последующие 76 лет их мудрая прозорливость позабылась... Вот буквально на днях Сергей Марков, принявший эстафету застращивания либералов демократией от прочно забытого Леонида Радзиховского, изрёк, что свободные выборы приведут в Думу православных националистов (в прежних вариантах пугали русфашистами, антисемитами и сталинистами). Я тут же подумал, что все православные националисты как раз в Думе и её окрестностях и сконцентрировались. Наверное, там их мицелий... И только оставшаяся часть отправилась воевать в "Новороссию"...
Но меня очень заинтересовал именно территориальный детерминизм российского авторитаризма и деспотизма. Довольно популярна точка зрения о том, что русская идентичность связана именно с имперской формой государства. Например, когда двадцать лет назад завершался российско-белорусский "медовый месяц" и в России всё чаще (в праволиберальном спектре) писали, что за те бабки, что в соседний братнарод вбуханы, его уже пора присоединять восемью областями, бытовало высказывание, что русскому народу обязательно нужен "младший брат" — этнос, который добровольно и радостно признает русского "братом старшеньким" и попросится в его державу... Лукашенко тогда упёрся, ему устроили "газовую войну" (как раз в тот январь, что был свободен от газовых войн с Украиной)... Но потом подгадалось "освобождённая Абхазия" и Гергиев в Цхинвали и "старшего брата" имперское похмелье на несколько лет отпустило, и на периодические лужковские истерики по поводу Крыма и Севастополя почти никто не реагировал.
Но, вопреки стереотипам, Россия уже 26 лет как перестала быть империей в том сакрально-идеологическом значении, которое это понятие и рассматривается. Пётр Первый получил императорский титул от Сената в 1721 году не из-за приращений южного Каспия, западного Казахстана или Сибири, а за Азов, сохранение Гетманщины и за Балтию. Московия стала считаться европейской империей, а не "православным султанатом", каким она воспринималась до этого, именно выйдя к Балтийскому и Средиземным морям (Чёрное море, как и Эгейское и Адриатическое, лишь залив Средиземноморья). И осенью 1991 года россияне довольно спокойно осознали, что вернулись в смысле западных границ на три века назад. Южный и отчасти Северный Кавказ, Центральная Азия воспринимались как трофеи колониальных завоеваний и их утрата была почти такой же по воздействию на массовое сознание, как переживания британцев по поводу потери владений "к востоку от Суэца" 60 лет назад.
Россия перестала быть европейской империей, она даже перестала восприниматься как великая европейская держава. Это случилось, и это пережито. Возможно, что отсроченной реакцией на крах империи стал всплеск крымского джингоизма три с половиной года назад, но это уже именно последняя компенсаторная реакция ностальгического имперского реваншизма. Крах "Русской весны" воспринимался значительно более сдержанно, чем во Франции крах "Алжира Французского", хотя общее число беженцев — в районе миллиона — было одинаковым.
Лучшим показателем прощания, причём окончательного и бесповоротного, русского сознания с русским миром является отношение ко второму, после украинского, братонароду — белорусскому. Нет в Минске "хунты", русский язык — государственный, страны в общей конфедерации, однако при том, что совершенно очевидно постепенное, но всё более явное отчаливание Беларуси от Великороссии, нет никаких попыток инициировать общественное движение за объединение, за "национальную реинтеграцию". Но ведь, согласно великорусской мифологии, белорусы такая же точно часть русского народа, как и украинцы, применительно к ним так не говорится ни разу. За белорусами молча признали тот статус отдельной нации, в котором отказывают украинцам. Возможно, потому что российские левоимперцы, главные носители доктрины триединонародия, именно на Лукашенко примеривали корону владыки Воссоединённой Великой России, они не покушались на его республику даже мысленно, признавая её за его безусловный домен.
Реально русский имперский реваншизм (или, развивая старое понятие Бандеры, "неомосковизм") сейчас ограничен уже имеющимся — Полуостровом и оккупацией части восточной Украины с явным желанием добиться признания двух террористических квазигосударств и с тайным желанием также загнать их "в родную гавань". У России уже есть её "Судеты" и её "Данциг" и нет её "Эльзаса", т.е. земли, при(вос)соединения которой она жаждет денно и нощно...
Единственное интересное, что вызывают ассоциации с результатом эксперимента с "Новороссией" — это понимание того, что в центре русского народного национализма, который этот эксперимент всколыхнул, находится совершенно архаическое представление о том, что каждая историческая область — это субнация, которая может стать основой государственности. Это значит, что, строго говоря, русское политическое сознание в основе своей тяготеет к ному (область-государство), а идея единой державы в рамках "ойкумены" (в данном случае ареал доминирования русской культуры, ареал русской субцивилизации) была навязана народу политическими классами и усвоена только в качестве политического идеала...
Об этом же и свидетельствует и политический прожектизм русских антиимперцев, которые убеждены, что залогом демократического развития может стать только разделение русского "рейха" (в данной трактовке — однонациональной империи, т.е. державы, по аналогии понимания этого термина в Веймарской Германии) на набор суверенных государств, как это имеет место в Латинской Америке и в Арабском мире, и как это было в германских и итальянских землях 170 лет назад.
Все понимают, что, говоря об угрозе распада России, имеется в виду вовсе не провозглашение суверенитетов на Восточном Кавказе и в ареале Поволжье — Южный Урал (это подсознательно воспринимается как "откол"), под расколом же понимается именно дробление на такие номы (княжества, Fürstentums, Principato) русских земель.
Но вот мы вернулись к теме территориального детерминизма. Площадь нынешней Эрэфии — больше 17 млн кв. км. Следом за ней идут Канада, США, Китай, Бразилия и Австралия — между 9 и 10 млн кв. км. Три демократических государства и две империи разной степени тоталитарности. Площадь Эрэфии равна площади Южной Америки (т.е. без Мексики, Карибов и Мезоамерики) и половине площади Африки. Культурное разнообразие (религиозное, языковое, даже субрасовое) Индии куда больше, чем в Эрэфии, но Индия — не просто республика, она — парламентское государство. Как и Канада с Австралией... Как и вполне культурно "лоскутные" Испания, Италия, Германия, Великая Британия.
Все пять главных колониальных держав — Бельгия, Британия, Голландия, Франция, Португалия — были парламентскими системами (Второй рейх больше напоминал "президентскую" систему). Римская империя в период своего самого динамичного развития (победы над Карфагеном, эллинистическим Востоком и галльским Западом) была аристократической республикой. Её кризис был вызван совершенно безумной политикой сенаторов-гауляйтеров, дотла грабивших провинции, и неумением создать профессиональную имперскую бюрократию (идеальным кадровым резервом стали образованные вольноотпущенники-греки).
У нас сложились неправильные представления об империи. Империя — это не только многонациональность державы или многоукладность ("многовремённость") её частей — это в первую очередь существование политически автономного центра (и, соответственно, автономного общеимперского политического и управленческого класса), влияние на которых территориальных представителей невелико. Почему США так и не стали империей? Потому что реально правят страной сенаторы и судьи — в значительной части представители региональных элит, которые сдерживают исполнительную бюрократию (Большое правительство).
Мне очень жаль, что Михаил Борисович Ходорковский, рассуждая о предлагаемой им демократической политической реформе, не разъясняет этот нюанс. Ведь тезис об увеличении политического представительства регионов — это восстановление системы, которая была в переходный период 1993-95 годов (Совет Федерации формируется из делегатов, избранных от субъектов Федерации) или которая была до 2000 года (Совет Федерации состоит из избранных губернаторов и спикеров региональных парламентов), в сочетании с возможностью для региональных "элит" стать полноценными элитами — определителями политического состава депутатов.
Превращаем Эрэфию в то, как её мыслили ельцинские реформаторы — Соединённые Штаты Великой России — с почти американской политической конструкцией, и нет никакой империи. Вы будете смеяться, но Трамп — первый за 75 лет "столичный" уроженец (Нью-Йорк, округ Куинс — на наши деньги это Гагаринский район Москвы), до этого из мегаполиса президентами были великие реформаторы — дядя и племянник Рузвельты, а затем Белый дом занимали провинциалы. Хотя можем зачесть массачусетцев Кеннеди за "питерских аристократов".
Проблема необходимости имперской политики возникает тогда, когда государство становится "проектным", когда для реализации сверхценной программы оно политически (а надо и карательно) подавляет части державы, парализуя их способности к сопротивлению сверхэксплуатации. ГКЧП потому выступило против федерализации СССР (т.е. против буквальной "ленинской" трактовки идеи Союза), что при новом союзном договоре республики отказались бы финансировать армию, ВПК и КГБ в объёмах, заданных геополитическим противостоянием с НАТО.
Республиканский Рим бездарно грабил провинции, награбленное же сенаторы "тезаврировали" (превращали в сокровища и в роскошь), потому что римского купечества не было как класса, и идея вкладывать средства в развитие морской торговли и в Шёлковый путь в их имперские стоеросовые бошки не входила. (Центром финансирования западного плеча Шёлкового пути и торговли с Аравией благовониями был Иерусалимский Храм, что немного объясняет трагический узел событий апреля 33 года).
Политические реформы Грефа и Козака подавили эмбриональный ельцинский федерализм и восстановили "советскую" имперскую систему, давшую возможность Кудрину проводить свои реформы — финансовые и фискальные (для того, чтобы получить возможность вести войну в Чечне, провести ремилитаризацию, попытаться выровнять социально-экономический разрыв между регионами и начать накопление "финансовой подушки" перед лицом неизбежного циклического кризиса "перегрева").
Разнообразная культурно и этнически держава является империей или превращается в империю только тогда, когда разнообразие парализует возможность проведения сверхценной политической линии. США и Британские острова были едины в понимании того, на чьей стороне воевать во Второй мировой войне, и тем более, в понимании необходимости воевать. Поэтому Чемберлену, Чёрчиллю и Кеннеди не надо было подавлять политический плюрализм. А вот в сталинском СССР внутреннего единства в таком понимании не было.
Не было в США и внутреннего разногласия по поводу отражения коммунистической экспансии. А в СССР глубинного консенсуса "в поддержку мировой революции" не было. 52 года назад Россия распевала: "Куба верни нам хлеб и забери свой сахар, Куба Хрущёва у нас уже нет, Кастро — пошёл ты на ..."... Американцы не пели частушки о том, что пусть Брежнев подавится Западным Берлином и Вьетнамом...
Дело в том, что российские правители уже ровно 320 лет (со времён возвращения царя Московского Петра Алексеевича из Большого Посольства и первого каскада его модернизаторских указов) всё время навязывали подданным непонятные и чуждые им сверхценные проекты. Именно это и закрепляло имперско-деспотический характер правления. Отказ от "проектности" снимает и необходимость в формировании неподконтрольного областям державы сверхмощного центра (вне зависимости от того, кто её формально возглавляет — царь, генсек, президент или будущий "железный канцлер") и открывает дорогу к федерализму.
Надо только отметить ещё два фактора.
Самодержавие царей стало "дисперсным абсолютизмом" — полновластие было не у императора, а у губернаторов. В Латинской Америке, где два века правят "эль пресиденто", появился термин "касикизм" ("князьковластие"), описывающий региональный абсолютизм. Поэтому демократическая власть, заинтересованная в реальном распространении демократии, не желающая восстановления ситуации позднего ельцинизма, обязана будет продавливать "суверенность" на местах, мешая формированию местных микрототалитаризмов.
Вообще надо отменить, что на уровне нома (мегаполиса, области, нацреспублики) создать жёсткую деспотию проще, чем в пёстрой империи. Москва и Беларусь, имевшие по 10 млн жителей, очень быстро были превращены в совершенно абсолютистские системы правления тоталитарного типа. При этом Москва с 1989 года была центром массового демократического движения. Но спустя 8 лет это уже была "беларусь", хотя списать на крестьянский менталитет и привычку к твёрдой руке председателя колхоза произошедшую с новорождённым столичным "средним классом" метаморфозу невозможно.
Это я тем, кто считает "феодальную раздробленность" важным этапом к настоящей демократии.
И ещё — процессы послепутинистской демократизации и европеизации России сами окажутся в роли революционных "проектов", тем более что в условиях кризиса необычайно важно будет маневрировать всеми имеющимися ресурсами, что вынудит временно отложить исполнение так долго вынашиваемого лозунга: "регионам — всё, центру — ничто"...